ПОЧЕМУ ПОЭЗИЯ БОЛЬШЕ НИКОМУ НЕ НУЖНА
Как всегда, начну с определений, чтобы никто не запутался. Поэзия являет собой совершенно особый способ организации речи, а не просто зарифмованное «творчество». Поэзия обязательно подчиняется измерениям, и уже во вторую очередь несет эмоцию, и далее - мысль и «я» автора. Я встречал искушенных в поэзии людей, которые могли воскликнуть: «Как же! Как же! Вон Фет и Черный писали очень ровно и стройно, но внутри-то пустота! Какие уж они поэты! Чистой воды математики. То ли дело Киплинг!». Правильно. Возможно, и стоит взорваться. Возможно, писать ровно и четко-измеримо не всегда достаточно, но при этом звания «математика» вместо «поэта» никто не даст. Спорить о форме важно столь же яростно, как и содержании. Обожаю шутейки про цифровые стихи, и торжество формы
17 30 48
140 10 01
126 138
140 3 501 - опознали же?
14 126 14
132 17 43.
16 42… 511
704 83. – торжество формы, которое без слов, но одним ритмом выдает гениального автора.
Итак, закрепим. Поэзия измерима и конкретна в своей ритмике. Это особо организованная речь. Кто это отрицает, пускай рискнет, и напишет мелодию на гитаре, не умея при этом брать ни одного аккорда и не имея представления о нотах. Правда, попробуйте. Долго будете пытать гитару в поисках удачного сочетания звуков. Согласитесь, умение, отточенное годами, облегчит процесс написания? Специальное образование уведет от лишних поисков. Закончи консерваторию, коль скоро обладаешь достаточным количеством слуха и упорства, и стань дирижером, стань композитором, которому будет не обязательно даже подходить к инструменту, чтобы написать симфонию, раскидав партии на целый оркестр, не то что на вшивой гитаре. С поэзией так же.
Можно ли сегодня в ней изобрести что-то новое, при уже всех имеющихся ее достижениях как искусства? Наверняка. Но каким для этого нужно обладать уровнем квалификации? И далее проводим аналогию между поэзией и музыкой, как чертовски близкими видами искусства. Маститый композитор (ученый-филолог, литературовед) сможет написать нечто уникальное и имеющее высокую культурную ценность даже в 21 веке. Опытный образованный музыкант (лингвист или филолог) сможет легко услышать фальшь в партиях и выдать чертовски правильную форму. Опытный самоучка, пройдя тернистым путем, тоже подберется к этому уровню создания формы, и даже содержания. С создателями все понятно. Но много ли осталось истинных меломанов (читателей)? Многие ли отличат претензионную неоклассику от помоев (и наоборот)? Достаточно ли новоявленные меломаны разбираются в том, что слышат? Да, говорят, они даже ходят на филармонию (поэтические вечера), но многие ведь без программки не отличат Верди от Вивальди? Они одинаково рьяно аплодируют услышанному, потому что с ними творчеством делятся профи и ценители, которые легко могут и обмануть. Способны ли эти меломаны (читатели) постановить что круто, а что нет?
Сегодня для того, чтобы остаться ценителем, купаясь в сознании собственной избранности, нужно обладать багажиком не меньшим, чем автор-исполнитель. Читатель, критике которого трудно угодить, встречается редко. Этот хороший читатель порхает выше новоявленных поэтов: попробуй еще взлететь на его высоту. К такому читателю тянутся неохотно. Его ведь ничем не удивишь. Редко он скажет: «какой интересный оборот… в этом что-то есть…». Пытаться встать в один ряд с таким читателем, это словно быть троечником в классе из одних отличников - ты либо будешь морально раздавлен, будучи постоянно неуспешным на их фоне, либо усилием воли будешь к ним тянуться и становится лучше. Очень непросто. Но много ли этих ценителей? Чертовски мало. Просто обратимся к статистике! Многие ли из вас перечитывают томик-другой своего любимого автора, но при этом выписывают литературные журналы, чтобы познакомиться с новыми именами? Пожалуйста, напишите, если так.
А какой еще бывает читатель? Читатель-простак, для которого пишет такой же поэт-простак. Например, поэт-песенник или бард старается обратиться к аудитории, которая в меньшей степени обращает внимание на форму (и вряд ли высчитывает ударения), но пытается вникнуть в содержание текста. Для такого читателя (как и его автора) важны лишь формальные признаки формы, чтобы смело сказать: «ну, да, это стихотворение». Как с ценителями вина. Я, например, в вине ничегошеньки не понимаю. Вино для меня бывает красным и белым, сладким и полусладким, сухим и полусухим. А самая главная для меня характеристика – вкусно или нет? Если вкусно и без похмелья – буду пить бутылками, желательно еще чтобы ценник был приемлемый. Я не буду притворятся, словно отличу белый сухарь за четыреста рублей от сухаря за тысячу долларов. Я не хожу за этим вином в винотеки, но покупаю в магазине у дома, наслаждаясь, развалившись на диване вечером. В этой же позе я кстати смотрю концерты Рахманинова и читаю. К таким поверхностным читателям зачастую отношусь и сам, хотя в последнее время меня, честно признаюсь, иногда поэзия прямо проворачивает, словно на штопоре. Так, что хочется кричать на всю округу какое же крутое стихотворение я прочел. Это к лучшему.
Ну, и самая широкая прослойка аудитории относится к тем, кто, видя «кеды-полукеды», ничуть не смущается. Меня сейчас опять обвинят в снобизме и высокомерии. Да пожалуйста! Интересно, что обвиняют в основном те, кто в моем обращении узнал себя. Это же означает прямо сдаться с поличным. И не говорите, что «я такой, и этим горжусь!» - можете еще своим цветом кожи гордиться (вы ведь много для этого сделали?). Этой аудитории поэзия не нужна. Они не видят искусства в том, чтобы облекать мысль в изящную форму, и уж, тем более, эту форму воспринимать. Им не нужно. Вам, пишущие, они тоже не нужны. Для кого тогда писать, если до первых не дотянуться, со вторыми трудно сойтись во вкусах, а третьим не нужен вообще? Пишите для себя. Как музыкант, играющий под метроном дома, пишите, держась формы – это тренирует ум.
Я не поэт. Я – поэт-песенник. Именно поэтому свой сборник я назвал «Стихи и лирика». Я хочу когда-нибудь достаточно поднатореть, научится, и без натуги написать свое первое поэтическое произведение, которое будет верным и форме, и содержанию. Чтобы было не просто «душевно». Чтобы меломаны (читатели) мне одобрительно кивнули, и быть может как-нибудь прочитали или спели кому-то где-то вслух.
